Почему я выбрала Луну

Вообще-то скорее это она меня выбрала. По крайней мере, как только обозначилась необходимость написания подобного текста, мне как-то сразу было ясно – только Луна. А что роднит меня с этим Арканом? Любовь к ночным занятиям – все, чего я не стыжусь, я написала по ночам, и все важное прочитала тоже при искусственном свете в ночной тишине. Любовь к сновидениям – своим и чужим. Понимание ценности измененных состояний. То, что мне пришлось выстраивать свою женственность сознательно. Богатство лунных ассоциаций. Некоторая моя принадлежность к поэзии и искренняя к ней любовь. Долгие годы занятий поэтическим переводом – переводчик отражает другого поэта, как Луна отражает Солнце (а я горжусь своим умением писать чужие стихи). Любовь к воде и пустошам, к безлюдным пейзажам. И пока Луна на небе мира, где я живу, я никогда не чувствую себя одинокой.

Иконография, символика, цитаты и толкования

Классика

Девушка в красно-синем платье типичного для Квинточенто покроя (в таких или подобных  платьях массово изображались Мадонны почти на всех сохранившихся полотнах художников Итальянского Возрождения). У девушки – непокрытые волосы характерного «венецианского» цвета, она стоит босиком на земле, а в правой руке держит серп убывающей Луны. Под ногами девушки зеленая лужайка, где среди травы угадываются три цветка, очертаниями напоминающие лилию. Эти цветы-символы могут быть поняты двояко: как символ непорочности Девы-Луны («лилии полевые» Ветхого завета, лилия в руках Архангела, принесшего благую весть Марии); но если счесть эти цветы водяными лилиями, кувшинками, то здесь легко под ногами девушки усмотреть «болото», топкую почву, пропитанную водой, ненадежную и неплодородную – неизменный атрибут более поздних версий  этой карты. Кроме того, «невинность» в высоко-христианском смысле подразумевает также и «неведение», тайну. И, стало быть, это изображение содержит самый легкий намек на  значения Аркана, вышедшие на передний план в более поздние времена  – зыбкость, ненадежность, таинственность и смутность человека и бытия, пребывание сознания в «водяных»,  темных, потаенных, глубинных сферах своей сущности или мира.

Аллегория тут очевидна, к тому же традиция связывает само появление колоды с династическим бракосочетанием Франческо Сфорца с Бьянкой Марией Висконти в 1441 году. Более того, на карте Мир той же колоды изображен желательный «результат» этого союза: двое мальчиков – явных копий Отца-Солнца, таких же голеньких, крепеньких и с крылышками – уже твердо стоят на земле и держат на поднятых руках сферу с Небесным Градом, что напоминает и об удачном разрешении современного художнику политико-династического кризиса в миланском герцогстве, и о легенде об основании Рима –  центра католической вселенной – близнецами Ромулом и Ремом, с намеком, что новый союз породит новый центр нового мира, благословенного на земле и в Небесах...

 Завершая описание самой старинной из тарологических Лун, отметим: само имя невесты на реальной свадьбе – Бьянка Мария ­­–  тоже удачно связывается с образом белизны, непорочности, Мадонны-Луны, что могло повлиять на придворного художника, выполнявшего герцогский заказ. Кажется, что в Луне Висконти-Сфорца нет ничего, кроме грядущего торжества и благих пожеланий, но… Стоит вспомнить, что близнецы-основатели Рима (историю которых – полную историю, разумеется! – можно интерпретировать и как конфликт эго и альтер-эго) были вскормлены волчицей после того, как их мать – весталка Рея Сильвия, –  утопилась: ведь весталки по канону обязаны блюсти девственность!.

Волков, воду, раздвоенность, женственность как «вторую», темную, плотскую, инстинктивную, ночную половину бытия,  смерть – все это мы в явном виде встретим  в более поздних «фазах» тарологической Луны. Однако, можно считать, что  в Луне в колоде Висконти-Сфорца задан один из базовых моментов значения Аркана –  Женственность. Все прочее – намеками, понятыми только наблюдателю, сведущему в мистической символике. Ну и следует помнить, что первоначально эта колода предназначалась не для гадания, а для игры… Чаще же женское начало в изображении Аркана передано через более опосредованные символы, не персонифицировано, более того, в традиционных колодах Луна – единственная, кроме Колеса Фортуны, карта, где нет действующего лица-персонажа.

В своей книге «Марсельское Таро» Мишель Моран пишет о 18-м Аркане: «Аркан Луны выражает женское начало; это холод, а также плодородие, и высокая чувствительность. Кроме того, Луна – один из полюсов движения света: она воспринимает свет, исходящий от Солнца, но находится ближе к нам… Спрашивающего переполняет энергия, его чувствительность обострена, и это его беспокоит. Лишь с помощью друзей или близких он может вновь обрести душевное равновесие». В связи с этим Моран усматривает в 18-м Аркане значения дома, уюта, материнства, детства, хотя основной «мыслеформой» Луны считает изменчивость… Такая трактовка весьма нехарактерна для традиционных толкований, подразумевающих под символикой Луны ложных друзей, обманы, тайны, измененные состояния психики вплоть до душевных болезней, восприятие человеком себя и реальности в призрачном, иллюзорном свете, заблуждения, в том числе пагубные. Такой, более очевидной точки зрения, придерживается и Het Monster в книге «Азбука Таро», на обложке которой приведены именно Марсельские Арканы: «От реки ведет тропа, проходящая  между двумя каменными столпами (башнями): они отделяют наш тварный мир от мира видений, мира магии и тайн. Путешествие привело нас к порогу неведомого, переступить который мешают тоска и страх; откроется ли нам за ним новый, удивительный образ, или мы сами станем лишь образом, тенью? Поддерживает нас лишь надежда».

И – тайну можно узнать. В том числе  и «познав» женщину в библейском смысле… Потому оправданы все эротические коннотации Луны. Проникая чуть глубже в символику, можно увидеть, что  влажный проход (ручей или топкая тропа) между двумя одинаковыми структурами-«вратами» достаточно явно намекает на физиологическое строение вульвы. На память невольно приходят древнеегипетские изображения Исиды – старшей Богини – в короне, где диск луны помещен между двумя рогами. Вот что пишет об этом Регула Ди Трачи в своих «Мистериях Исиды»: «Представляя собой владычицу Нижнего Мира, она (Исида) правит снами и астральными путешествиями, которые происходят в сновидениях, с помощью своего спутника, коллеги и родственника бога Анубиса с головой шакала,  в качестве защитницы Осириса она должна стоять на страже в ночные часы, готовая охранять усопшие и спящие души от злобы демонов ночи… Чаще всего Исида изображалась с диском или полумесяцем на голове… На ее изображениях нередко можно встретить и лотосовый скипетр…» Лотосы, кувшинки – лилии, цветущие на воде, а корнями уходящих в ил, в донную темень болота,  мы уже видели. И в разделе о Таро писательница, конечно, подчеркивает в карте Луны эмоциональность, таинственность и иллюзорность. Ну и чувственность, конечно… А оргазм, как известно, маленькая смерть. И сон – тоже. Но в любом случае, Луна не имеет отношения к любви в обычном понимании, Эрос этого Аркана символизирует не столько союз мужчины и женщины, сколько  скорее постижение инстинктивной природы, в т.ч. телесной;  или уж соединение Мужского и Женского как стихий, начал мира… Или просто безличный Эрос,  саму чисто телесную  чувственность.

Египетские символы оказались весьма заманчивы для последующих поколений тарологов. Таинственность, потусторонность, бинарность мира и дуальность человеческой природы, а также захватывающая тайна смерти и мира мертвых породила жажду прорыва в запредельное и бессознательное.  Романтизм – не только как один из художественных методов, но как способ мировосприятия – особенно романтизм в его темном, трагическом изводе сделал главной своей темой отторженность человека от мира, иллюзорность и эмоциональную неприемлемость окружающего пространства и поиски – часто весьма опасные – иных ценностей за воротами обыденного. От сказок Гофмана до «Двери в стене» Уэллса проходит линия противопоставления, размежевания обыденного и сверх-обыденного миров, причем тайны сверхобыденного, как правило, хранит именно женщина, идеальная возлюбленная или мистическая мать… Но унять тоску духа, мающегося или мятущегося в плотском мире, можно лишь переступив порог, пройдя сквозь дверь/врата, даже ценой смерти. Потому именно Египет, чья традиционная мифология подразумевала смерть лишь как переход между мирами, своего рода необходимый бытийный шаг для раскрытия подлинной природы и подлинной судьбы, – причем как раз Египет  мифологический, символический! – столь часто проявлен  в колодах XIX и начала ХХ века. От романтизма эти поиски неведомого, попытки прозреть его сквозь покрывало Майи унаследовал символизм.

В Таро Папюса («Предсказательное Таро или ключ всякого рода карточных гаданий», 1912) явно убывающая Луна (даже без лица!) сеет крупинки своего света на пустыню, а дорога (река?) извивается между тесно сближенными зверями и двумя сооружениями без окон-без дверей, скрывающими, надо полагать, в себе таинственное Нечто… По Папюсу (или цитируемым им предшественникам) Аркан «выражает в мире божественного – бездны бесконечного. В мире интеллектуальном – мрак, охватывающий дух, когда он подчиняется власти инстинктов. В мире физическом – разочарования, заблуждения и тайных врагов… Эти башни  означают воображаемую безопасность, которую не тревожат скрытые опасности, более странные, чем видимые. Помни, сын Земли, что тот, кто дерзко относится к неведомому, близок к гибели».